Я воздел руки к потолку в немом восклицании. Я-то думал, что он — козырная карта в моем рукаве, а выясняется, что он ведет свою собственную игру!

— Мне с тобой? — справился Морли.

— Я никуда не иду.

— Да брось, Гаррет! Я тебя знаю. Хочешь улизнуть со своей мохнатой подружкой и первым Монтецуму зацапать. И не потому, что до бабок жаден, а потому, что привык дамочек из беды выручать.

Я вовсе не такой мягкосердечный, как думает Морли. Я много размышлял о той ночи в поместье Маренго, о незваном госте и ноже в его руке. Хотелось думать, что это был оборотень, прикинувшийся Монтецумой. Но не будем обольщаться: моя безвременная кончина избавила бы Таму сразу от нескольких проблем. Особенно если она знала, что должно случиться с ее дядюшкой Маренго на окраине эльфийского квартала.

А знала она наверняка.

— Почти наверняка. Сколько можно нюни распускать? Займись делом.

— Что значит «почти наверняка»? Ты что, до сих пор не удосужился ей в мысли забраться?

— Легче сказать, чем сделать, Гаррет. Ее мысли какие- то… гм… путаные. Вероятно, защита.

— Кто бы мог подумать! — Врет или правду говорит? Поди разберись.

А ну его куда подальше!

— Ты меня раскусил, — сказал я, поворачиваясь к Дотсу. Пусть думает, что у Гаррета и вправду одни бабы на уме. — В проповедники, что ли, податься? — Он озадаченно уставился на меня, а я продолжал: — Честно говоря, я думал, что ты после всей этой кутерьмы рванешь домой и приготовишь себе любимую фруктовую кашу. Или ты в последнее время на яичницу перешел?

Торнада с Плоскомордым двинулись к выходу, подгоняя старичье во главе с Квипо. Физиономия у Торнады была кислая, и шагала она медленно. Обрычала Блока, имевшего неосторожность попасться ей на пути. Маренго наблюдал с балкона, лелея, подобно Блоку, тщетную надежду, что я поспешу к нему. Надо слить обоих, не в лоб, конечно, как-нибудь повежливее, но слить.

Мы с Морли вели беседу шепотом, поэтому Синдж тоже прошептала — вернее, прошипела:

— Что нужно от меня?

Морли оскалил зубы в ухмылке. Я сказал:

— Решай сама. Ты же хотела независимости, так? Значит, учись принимать решения. — А это ой как тяжело. Крысючки привыкли подчиняться, не то что наши женщины. Им и в голову не приходит, что есть такая штука, как самоопределение.

Продолжая ухмыляться, Морли Дотс направился к своим дружкам — сообщить, что можно расходиться.

— Ты хочешь, чтобы я это сделала? — спросила Синдж.

— Разумеется, хочу. Потому я тебя и попросил. Но я не хочу, чтобы ты соглашалась только из-за меня. Прими решение, Синдж, прикинь, что лучше для тебя. — Ба! Какая логика! Жаль, что Тинни не слышит.

Нет, куда проще быть парнем, который просто использует других.

Появление незваного гостя избавило меня от дальнейших терзаний. Старик лет семидесяти остановился, оглядел залу и сделал шаг вперед. Стражник, которому полагалось останавливать всех, его как будто не заметил. Призрак, что ли? Прямой, словно палку проглотил, опирается на клюку с ручкой в виде готовой броситься кобры. Кожа темная, но не такая смуглая, как у Плеймета или у Тамы. Глаза серые. Шел он, казалось, вслепую: осторожно спустился по ступенькам, дергаясь, как кукла на ниточках, постукивая клюкой по камням. Я представлял его себе совершенно иначе. И этот человек устроил такую бучу в Кантарде? Да из него песок сыплется!

Манвил Гилби, под началом которого слуги прибирались в зале, спросил:

— Твой друг?

— Не совсем. Приятель приятеля. По идее, он не опасен и надолго не задержится. — Я повернул голову так, чтобы Попка-Дурак слышал каждое мое слово. — Обходите его, ладно? И не трогайте, пока он буянить не начнет. — Что вряд ли возможно. Не припомню случая, чтоб он не нашел кого-нибудь, кто бы выполнил за него грязную работенку.

Слави Дуралейник, шаркая ногами, добрел до бочонка. Дрожащими руками налил себе пива в кружку, из которой пил то ли Трейл, то ли Стори. В его глазах притаился страх.

Я ничуть не сомневался, что его появлению предшествовали утомительные расчеты и хитроумные комбинации. Образно выражаясь, все эти дни я тешил публику игрой на скрипке, а мой напарник тем временем подбивал клинья предмету своей страсти. И бессовестно игнорировал все те неприятности, в которые я ухитрился влипнуть.

Покойник у нас такой. Целеустремленный. Или я на него наговариваю, потому как самого завидки берут?

Не мне судить.

— Это тот, о ком мы говорили? — прошептал Морли.

— Надеюсь. Никто и никогда его не видел. Что скажешь, пташка? Это он Тамой Монтецумой прикрывался?

— Умничка, — снисходительно откликнулся попугай.

— Все, пойдешь на суп. Синдж, надумала?

— Я помогу вам. Не потому, что ты этого хочешь, а потому, что сама себе помогаю.

— Отлично. Уверяю тебя, все остальные думают точно так же. Морли! — Этот хмырь успел уже подкатиться к Аликс. Или к Никс. Или к обеим сразу. Он не замечал, что отец и сын Вейдеры глядят на него, как человеколюбец — на какого-нибудь не-людя. — Морли, уймись.

Он оглянулся и мгновенно сообразил, в чем дело.

— Извини. Глупо с моей стороны. Но как было удержаться?

— А как я удерживаюсь, хотя вижу их чуть не каждый день?

Я махнул Блоку, и мы с ним поднялись на балкон, где топтался Норт-Энглиш, упорно не желавший спускаться.

— Синдж обещает помочь выследить Таму. Обещала мне — вам обоим она помогать отказывается. — Навряд ли она знала, кто из них кто, но ни Блока, ни тем более Маренго крысюки на дух не переносили, потому мои слова обоих ничуть не удивили.

— Кто этот старик? — брюзгливо справился Маренго. Я приметил, что он держится к Дуралейнику спиной. Неужто знакомы? Или просто боится, что его узнают?

Старик тем временем взял кружку и опустился на стул возле большой бочки. Рука с кружкой заметно дрожала. Мне в сердце закралось подозрение, что Слави Дуралейник не скоро сумеет вернуться в карентийскую политику. После допроса с пристрастием, который его ожидает, ему понадобится целый век, чтоб прийти в себя и подыскать себе новую берлогу, известную только ближайшим друзьям. После этого допроса у него не останется секретов. И слишком он стар, чтобы начинать все сначала.

Надеюсь, мешок с костями внутри той бочки выполнил мою просьбу и, да снизойдут ко мне все окрестные боги, покопался в мозгах Маренго Норт-Энглиша, Бондуранта Алтуны и прочей шатии-братии. Вызнав их секреты, мы тем самым их обезоружим. Не будь Покойник записным лентяем, он мог бы заодно прочесть мыслишки Блока, Релвея и даже того расфуфыренного шута с Холма, Перилоса Спайта. Впрочем, на последнее он едва бы отважился — слишком велика опасность быть разоблаченным.

— Никто. Так, знакомый. — Я спустился с балкона. — Ну что, Синдж, след есть?

— Есть.

Ну разве она не чудо — отыскать один-единственный след в скопище всевозможных запахов!

Меня ожидал сюрприз. Оказывается, Тама направилась на кухню, мимо донельзя раздраженной Нейрсы Бинтор, оттуда в кладовую, а из кладовой спустилась в подвал. Как не замедлило выясниться, из подвала под домом не составляло труда попасть в подвал под пивоварней, что, в общем, само собой разумелось.

— Эта дамочка все заранее продумала, — пробурчал Морли.

Да уж. Лично я о выходе через кухню не подозревал. А ведь его и как вход можно использовать, если иметь знакомцев среди прислуги. Неужели Тама частенько бывала в доме Вейдеров? Скажем, навещала Дженорда? Тогда становится понятным его упорное молчание. Кто-кто, а Тама знает, как зацепить мужчину.

Интересно, как бы она себя повела, появись кентавры вовремя? Прикинулась бы невинной овечкой, вцепилась бы в Маренго?

Мы бродили по подвалу в поисках фонаря, и вдруг Попка-Дурак что-то выкрикнул и исчез во мраке.

— Гаррет, не забудь, что за тобой, возможно, увяжется толпа соглядатаев.

— Забудешь тут, как же, — проворчал я. Спутники вопросительно уставились на меня, но я не собирался посвящать их в наши с Покойником перебранки.